— Жень? — позвали меня взволнованным голосом.
— Где я? — спросила в ответ пересохшими губами, стараясь разглядеть окружающий меня мир.
Медленно передо мной возникло нечеткое очертание испуганного мужского лица. Я прищурилась. Туман собрался в обеспокоенного бледного Мишку.
— Дома? — Внутреннее удивление помогло мне частично прийти в себя, а разболевшаяся голова вынудила обнять ее руками. — Но почему? — Подалась вперед, на этот раз села не без помощи брата и взглянула на стоящего у тумбочки Андрея с разбитой губой. Подрались они, что ли, пока я в отключке была? — Зачем вернул? — раздраженно и сердито поинтересовалась у врача.
— Ну-ну, успокойся, — дружелюбно улыбнулся Мишка, производя кистями рук короткие взмахи вверх-вниз перед грудью. Мне вроде не жарко или он так успокаивает меня? — Это был всего лишь плохой сон. Тебе все это приснилось. Расслабься, пожалуйста.
Уж больно вежливый какой-то, что это с ним, и…
— Приснилось? — тихо повторила я и вдруг четко осознала, что сейчас в Гвадааре случится беда. — Там же люди!
Дернулась, при этом ударив брата ногой. Вскочила с постели. Меня качало из стороны в сторону, будто я все еще находилась на фрегате, в ушах зашумел морской прибой. Губы Мишки зашевелились, только звука слышно не было.
— Они погибнут! — закричала я в панике. — Верните меня! Я им помогу! Я должна им помочь!
Кажется, я кинулась на врача с кулаками, распаляясь все больше. Естественно, меня остановил брат, сгреб в охапку, чтобы не буянила. Однако я все равно стала выворачиваться из его рук, дрыгая ногами и вопя одно и то же:
— Верните, я должна им помочь! Верните, я должна им помочь! Верните, я!..
Замолчала, не в силах выдавить из себя еще хоть один звук. Это была даже не боль, а разряд тока, острый, как бритва. Он ударил в область правого бока, обдав живот кипятком. Ноги подкосились, словно просто отказали мышцы, и брат, успев меня подхватить, с дрожью в голосе поинтересовался:
— Ты чего падаешь-то?
Не чувствуя пальцев, трясущейся рукой дотронулась до очага этой огненной боли и посмотрела на свою горячую окровавленную ладонь. Услышала вопль Мишки, но разобрать, что он кричал, уже не смогла.
Не было ни слез, ни хрипа, ни стона, мое тело парализовало. Даже дышать не получалось нормально. А потом меня накрыло с головой, и я прошла через очередное погружение, на сей раз в кипящее масло, сдирающее кожу.
Со всхлипом открыла глаза. Стало совсем немного, но легче, и лишь благодаря этому удивительному телу, регенерирующему с невероятной скоростью.
Повсюду обломки, кровь, раненые люди. Несколько из них не шевелилось и, похоже, не дышало. Я находилась не в лучшем состоянии: разорванный бок нещадно пылал, моя правая рука онемела, и где-то в предплечье мучительно тарабанил пульс, пытаясь прогнать кровь дальше, только та самая лавка придавила мою руку, а на ней сверху лежал окровавленный человек. Я и пытаться не стала ее вытащить: любое движение вызывало адские муки, очагом которых был пробитый бок.
Игнорируя туман перед глазами, перевела внимание на пиратов: они громко разговаривали, периодически хохоча, осматривали пассажиров и моряков, толкали их, пинали. Среди них был и тот в бандане. С дикой улыбкой он обнажил блеснувшую в свете солнца саблю, а перед ним на коленях стоял капитан «Победы», лицо которого не выражало никаких эмоций, словно он ничуть не боялся смерти, просто ждал, когда рука пирата опустится.
Я не могла ему помочь, никто не мог, должно быть, капитан это понимал, поэтому, гордо подняв голову, смотрел в глаза тому, кто стал его палачом. На самом деле, и я сейчас была спокойна. Странное чувство, словно ничего уже не изменить и можно расслабиться, уснуть…
Пират плавно замахнулся, и лезвие, стремительно описав дугу, вонзилось человеку в шею. Хорошо, что я не успела застать момент смерти. Я не хотела этого видеть.
Тишина в который раз приняла меня в свои объятия, но теперь в ней было не только темно, но еще и холодно. Я чувствовала, как влажными облаками пар срывается с моих губ, унося с собою и колючую боль.
Медленно подняла тяжелые веки, сморгнула ледяные слезинки, однако мутная пелена все равно не давала рассмотреть хоть что-нибудь дальше метра. Все, что видела – это много красных и темных пятен, звуки уже различать не могла, один лишь непрерываемый шум в голове.
Скосила взгляд ниже, посмотрела на свой правый бок: чуть выше талии торчал кусок чего-то гладкого, металлического. Вся кофта и бедро были в почерневшей крови. Сжав зубы до скрежета в челюсти, вырвала осколок, причинявший мне столько мук. Лучше бы этого не делала.
Боль в мгновение ока стала жестче, яростнее, отключающей сознание…
Яркий насыщенный белый свет, исходящий от плоских ламп на потолке, почему-то не ударил по глазам, как должен бы был, не вызвал никакой реакции. Люди в белых халатах что-то говорили, судя по открывавшимся ртам, а их лица расплывались, превращаясь в мутные пятна размером с голову. Один такой человек наклонился надо мной, демонстрируя черные пятна-глаза на фоне размазанной желтой кожи, его рука коснулась моих глаз, но я не почувствовала этого. Да я, в общем-то, почти ничего не ощущала: ни боли, ни страха, ни собственных конечностей, только ветер – холодный и яростный, что гулял по венам…
Я не помнила, чтобы закрывала глаза или теряла сознание, но возле лица вдруг появились грязные черные кирзачи с потертыми носами. Почему-то именно это я сейчас смогла так качественно увидеть. Затем кто-то приглушенно присвистнул, кажется, оценивая мое состояние, и поднял меня на руки, вызывая очередную волну невыносимой боли…